fuck it
Название: Легче.
Автор: Du.
Жанр: ангст с обнадеживающим финалом, стандартно - муть.
Рейтинг: G.
Пейринг: Артур/Ариадна, Кобб/Ариадна.
Дисклеймер: фильм и чуваки принадлежат Нолану, зеркала - Тройму, идея - Линн, строчка про вечность в конце - Саше Бес. Мой только текст.
Размер: 1364 знака.
Предупреждения: все плохо.
Саммари: Они трое застряли на третьем уровне сна во время подготовки к Внедрению. Ариадна не может строить, Кобб может, но не хочет, а Артур хочет возвратиться, но не может уйти без них.
читать
Мы здесь застряли. Мы-здесь-застряли. Мыздесьзастряли.
Тусклое солнце лениво ухмыляется с синего неба. Надо было нарисовать облака. Надо было придумать ветер и закаты. Тогда мы бы хоть знали, сколько дней прошло.
Здесь пусто. Нет проекций. Артур всех перестрелял. Они говорили мне, что проекции – это подсознание, дробленное на части. Это было мое подсознание, но, кажется, смерть проекций никак не отразилась на моем разуме. Если я и сойду с ума, то только из-за этой безнадежной пустоты.
Почему-то все лабиринты, которые я здесь придумываю, через некоторое время рассыпаются на части. Все мои мосты, улицы, дома рушатся, распадаются на куски – приходится в спешке придумывать новые убежища, чтобы спрятаться от падающих булыжников.
Остаются только зеркала. Коридоры зеркал. Но я их разбиваю. Слишком легко заблудиться в лабиринте отражений. Слишком страшно, просыпаясь, видеть в зеркале напротив пустые глаза Мол. Кобб убивал ее десять раз. Она возвращалась. Возвращается. Шелест занавесок, звон разбитого бокала, детский смех.
Иногда мне кажется, что это мои воспоминания.
-Почему она снова здесь, Кобб? Ты убил ее, твою мать, ты разнес ей голову из базуки, а сегодня она, как ни в чем не бывало, снова простреливает мне ногу! Почему. Она. Здесь?!– Артур срывается на крик. Так странно, Артур – и кричит. Он злится на Кобба. Его можно понять – боль, должно быть, адская.
Я должна волноваться за него – я помню – но не могу.
-Я не знаю, черт тебя дери! – орет в ответ Кобб. Это уже третий раз, когда его проекция выходит из-под контроля. Она наш единственный враг в этом сне, кроме времени. Кобб держит ее на руках, бережно вытирая кровь с ее простреленного макушки. Она – ненастоящая. Не более чем пустая, мертвая оболочка, которая тает, растворяясь в пустоте. Но кровь на руках Кобба остается. Когда он снова начинает говорить, от его слов несет отчаянием. – Я не знаю.
Артур в последний раз на него скалится - скорее для проформы, он уже не злится - заворачивает штанину, морщась от боли. Она никогда не целится в сердце. Она еще не знает, что мы не можем отсюда выйти. Кобб до сих пор успевал от нее избавиться до того, как она залезала ему в голову.
Здесь все должно быть так, как этого хотим мы, ведь это мы творим сон, но иногда кажется, что все-таки он нас. Рана Артура никуда не исчезает. Кирпичные дома, разрушаясь, распадаются на мелкие камни, и когда такие камни обрушиваются на твою спину – это всегда болезненно. Наш сон до абсурдности реален, но я откуда-то знаю, что, если бы хоть кто-то из нас поверил до конца, что мы во сне, то он смог бы им управлять.
Раньше у меня получалось.
Но сейчас есть только простреленная нога Артура, перекошенное лицо Кобба и зеркальные лабиринты.
Звон стекла.
Один осколок впивается в руку.
Эта боль ненастоящая.
Мывосне.
Мывосне.
Шахматная фигурка не падает.
Игральная кость выпадает любыми числами, кроме пятерки.
Волчок Кобба бесконечно крутится вокруг своей оси.
Мы во сне.
Наверное, все дело в том, что этот сон изначально не был замкнутой системой. Это было чистое пространство, огромный простор для творчества – чистого творчества – возможность создавать все с нуля.
«Здание будто создает себя само».
Да.
Так я думала.
Простой эксперимент, сказала я Артуру.
Нужно провести необходимые расчеты, сказала я Коббу.
Все должно было получиться.
Легкая доза снотворного, десять часов в реальности, несколько уровней сна – на первом уровне остался Юсуф, на втором Имс, они пошли дальше.
«Кто хочет застрять во сне на десять лет?»
Я не хотела. Правда. Никогда не хотела.
Я хотела просто снова ощутить то чувство, которое полностью захватило меня после моего первого сна, заставило вернуться и начать строить лабиринты для не совсем законной работы Кобба.
Просто так вышло. Что-то пошло наперекосяк – не знаю, что именно. Может, кто-то внедрил нам идею, что мы перепутали бутыли со снотворным, и теперь, умерев, попадем в лимб, а кто хочет застрять в лимбе?..
А может, мы просто не хотели оттуда выбираться.
В любом случае, это не имеет значения. Мы здесь застряли, и ни у одного из нас не хватит мужества, чтобы пустить себе в голову пулю.
А еще я разучилась строить. Звучит как какая-нибудь ребяческая бравада, не слишком изысканное вранье, но это то, что держит меня здесь, то, о чем я не могу не думать. Я не перестала пытаться, понимаете, я продолжаю возводить дома и улицы, хотя знаю, что это бесполезно. Я хочу вернуться назад, но я все равно не смогу жить дальше, так, как раньше.
Осознанные сновидения – это слишком сильный наркотик.
Да.
Так и есть.
Все просто.
-Смотри, – говорит Артур и бросает кубик. Тот перекатывается по зеркальной поверхности, на одно крошечное мгновение замирая пятеркой вверх. Солнце – над нами, под нами - вспыхивает, и тут же гаснет. – Видишь? – кость останавливается. Тройка. – Посмотри на солнце. Такое же, как обычно. Но до этого – пусть на долю секунду – оно стало ярче, чем всегда, тогда, когда мой тотем чуть не выпал пятеркой. Как в реальности. И солнце тоже – как в реальности. Мне кажется, это точка выхода.
-Точка выхода?
-Да. Стык реальности и сна. Момент, когда можно убить себя, и не оказаться в лимбе, а проснуться. Единственная возможность это сделать…
-Артур?
-Да? – он выглядит обеспокоенным. Он постоянно выглядит обеспокоенным в последнее время.
Милый Артур.
Мне-кажется-мы-никогда-не-выберемся-отсюда.
-Это может сработать. – говорю я, сжимая его ладонь озябшими пальцами. – В любом случае, у нас нет другого выхода, верно?
Он кивает, отводит взгляд в сторону. По цветастым обоям начинают ползти трещины. Я прижимаю коленки к груди и утыкаюсь в них лицом. Стены комнаты вокруг нас начинают осыпаться.
Артур прижимает меня к себе, закрывая от летящих в нас булыжников.
Тепло его рук такое же, как там, за гранью.
«Не знаю, может ли, но не хочет»
Так мне сказал Артур.
Тогда я не заметила разницы между этими «не может» и «не хочет». Это было просто «Кобб не строит». Я – строю. Несколько десятков архитекторов по всему миру – строят. А Кобб – нет.
Как должное.
Я не думала об этой его проблеме – ее перекрывали другие, гораздо более страшные и опасные. Слишком живая проекция мертвой женщины, дети, которые убегают раз за разом, не давая рассмотреть свои лица, грохот приближающегося поезда, тюрьма, клетка, которую воссоздал Кобб из своих воспоминаний.
Вот это меня волновало.
Вот от этого я пыталась его спасти.
Смешно.
А сейчас мне больше всего на свете хочется подойти к нему и тряхнуть хорошенько, и спросить, какого черта, Кобб, какого черта ты не строишь, ты ведь можешь, черт возьми, ты можешь, я больше не могу, но ты-то, Кобб, ты же можешь, я знаю, господи, господи, как ты смог без этого, как ты смог перестать, как ты можешь не, когда можешь – в любой момент, господи, Кобб, я бы не смогла, я не могу, просто не могу больше так.
Я же хочу – больше всего на свете хочу.
И я не говорю ничего, не спрашиваю, не кричу в отчаянии – но он знает.
И от этого мне – пусть немного – но легче.
Есть еще кое-что.
Поезда, пущенные по зеркальным рельсам, пробивают насквозь хлипкие стены.
Серый песок, иллюзорный, ненастоящий, сыпется сквозь пальцы, хрустит под босыми ногами.
Артур держит меня за плечи, держит меня, не дает разбиться, здесь – во сне – я слишком хрупкая, еще немного, и разобьюсь, как стеклянный бокал, вдребезги.
Тусклое солнце щурится откуда-то сверху, мои последние – непоследние – зеркала тянутся к небу.
Момент – точка выхода – три тотема разом, почувствовав реальность, стремятся к ней, пистолет в моей руке, руке Артура, руке Кобба, волчок дрожит, шахматная фигурка кренится набок, игральная кость, небрежно подброшенная вверх, крутится в бешенном, иррациональном ритме.
Мол, выскальзывая из зеркальной ловушки, бросается к Коббу, хватает его за руку, кричит что-то, не различить, но, наверное – останься, наверное – это реальность, Кобб, это – реальность. Артур смотрит – обеспокоенно, я крепче сжимаю пистолет в своей руке, подношу к виску.
Солнце вспыхивает.
Прости, Артур.
Звук выстрела – один, потом другой.
Артур растворяется в серой дымке – возвращается домой, мертвая смотрит на меня зло, пальцами пытается зажать рану в груди, оседает на пол.
Кобб роняет свой пистолет, зеркало под ним идет трещинами, он падает рядом со своей мертвой женой – теперь уже совсем мертвой – на колени.
Но есть еще кое-что.
Он хочет вернуться. Но не может уйти, не избавившись от нее.
Я не хочу возвращаться. Но я могу – могла – но своим единственным выстрелом избавила его от необходимости убивать ее снова.
И поэтому я должна была остаться.
И, чтоб вы знали, вечность в этом мире не длится вечно.
И солнце вспыхнет еще не раз, и мы – вернемся, когда будем готовы.
Он держится за меня, я держу его, и от этого мне легче.
Мы вернемся.
Мы-вернемся.
Мывернемся.
Автор: Du.
Жанр: ангст с обнадеживающим финалом, стандартно - муть.
Рейтинг: G.
Пейринг: Артур/Ариадна, Кобб/Ариадна.
Дисклеймер: фильм и чуваки принадлежат Нолану, зеркала - Тройму, идея - Линн, строчка про вечность в конце - Саше Бес. Мой только текст.
Размер: 1364 знака.
Предупреждения: все плохо.
Саммари: Они трое застряли на третьем уровне сна во время подготовки к Внедрению. Ариадна не может строить, Кобб может, но не хочет, а Артур хочет возвратиться, но не может уйти без них.
читать
Мы здесь застряли. Мы-здесь-застряли. Мыздесьзастряли.
Тусклое солнце лениво ухмыляется с синего неба. Надо было нарисовать облака. Надо было придумать ветер и закаты. Тогда мы бы хоть знали, сколько дней прошло.
Здесь пусто. Нет проекций. Артур всех перестрелял. Они говорили мне, что проекции – это подсознание, дробленное на части. Это было мое подсознание, но, кажется, смерть проекций никак не отразилась на моем разуме. Если я и сойду с ума, то только из-за этой безнадежной пустоты.
Почему-то все лабиринты, которые я здесь придумываю, через некоторое время рассыпаются на части. Все мои мосты, улицы, дома рушатся, распадаются на куски – приходится в спешке придумывать новые убежища, чтобы спрятаться от падающих булыжников.
Остаются только зеркала. Коридоры зеркал. Но я их разбиваю. Слишком легко заблудиться в лабиринте отражений. Слишком страшно, просыпаясь, видеть в зеркале напротив пустые глаза Мол. Кобб убивал ее десять раз. Она возвращалась. Возвращается. Шелест занавесок, звон разбитого бокала, детский смех.
Иногда мне кажется, что это мои воспоминания.
-Почему она снова здесь, Кобб? Ты убил ее, твою мать, ты разнес ей голову из базуки, а сегодня она, как ни в чем не бывало, снова простреливает мне ногу! Почему. Она. Здесь?!– Артур срывается на крик. Так странно, Артур – и кричит. Он злится на Кобба. Его можно понять – боль, должно быть, адская.
Я должна волноваться за него – я помню – но не могу.
-Я не знаю, черт тебя дери! – орет в ответ Кобб. Это уже третий раз, когда его проекция выходит из-под контроля. Она наш единственный враг в этом сне, кроме времени. Кобб держит ее на руках, бережно вытирая кровь с ее простреленного макушки. Она – ненастоящая. Не более чем пустая, мертвая оболочка, которая тает, растворяясь в пустоте. Но кровь на руках Кобба остается. Когда он снова начинает говорить, от его слов несет отчаянием. – Я не знаю.
Артур в последний раз на него скалится - скорее для проформы, он уже не злится - заворачивает штанину, морщась от боли. Она никогда не целится в сердце. Она еще не знает, что мы не можем отсюда выйти. Кобб до сих пор успевал от нее избавиться до того, как она залезала ему в голову.
Здесь все должно быть так, как этого хотим мы, ведь это мы творим сон, но иногда кажется, что все-таки он нас. Рана Артура никуда не исчезает. Кирпичные дома, разрушаясь, распадаются на мелкие камни, и когда такие камни обрушиваются на твою спину – это всегда болезненно. Наш сон до абсурдности реален, но я откуда-то знаю, что, если бы хоть кто-то из нас поверил до конца, что мы во сне, то он смог бы им управлять.
Раньше у меня получалось.
Но сейчас есть только простреленная нога Артура, перекошенное лицо Кобба и зеркальные лабиринты.
Звон стекла.
Один осколок впивается в руку.
Эта боль ненастоящая.
Мывосне.
Мывосне.
Шахматная фигурка не падает.
Игральная кость выпадает любыми числами, кроме пятерки.
Волчок Кобба бесконечно крутится вокруг своей оси.
Мы во сне.
Наверное, все дело в том, что этот сон изначально не был замкнутой системой. Это было чистое пространство, огромный простор для творчества – чистого творчества – возможность создавать все с нуля.
«Здание будто создает себя само».
Да.
Так я думала.
Простой эксперимент, сказала я Артуру.
Нужно провести необходимые расчеты, сказала я Коббу.
Все должно было получиться.
Легкая доза снотворного, десять часов в реальности, несколько уровней сна – на первом уровне остался Юсуф, на втором Имс, они пошли дальше.
«Кто хочет застрять во сне на десять лет?»
Я не хотела. Правда. Никогда не хотела.
Я хотела просто снова ощутить то чувство, которое полностью захватило меня после моего первого сна, заставило вернуться и начать строить лабиринты для не совсем законной работы Кобба.
Просто так вышло. Что-то пошло наперекосяк – не знаю, что именно. Может, кто-то внедрил нам идею, что мы перепутали бутыли со снотворным, и теперь, умерев, попадем в лимб, а кто хочет застрять в лимбе?..
А может, мы просто не хотели оттуда выбираться.
В любом случае, это не имеет значения. Мы здесь застряли, и ни у одного из нас не хватит мужества, чтобы пустить себе в голову пулю.
А еще я разучилась строить. Звучит как какая-нибудь ребяческая бравада, не слишком изысканное вранье, но это то, что держит меня здесь, то, о чем я не могу не думать. Я не перестала пытаться, понимаете, я продолжаю возводить дома и улицы, хотя знаю, что это бесполезно. Я хочу вернуться назад, но я все равно не смогу жить дальше, так, как раньше.
Осознанные сновидения – это слишком сильный наркотик.
Да.
Так и есть.
Все просто.
-Смотри, – говорит Артур и бросает кубик. Тот перекатывается по зеркальной поверхности, на одно крошечное мгновение замирая пятеркой вверх. Солнце – над нами, под нами - вспыхивает, и тут же гаснет. – Видишь? – кость останавливается. Тройка. – Посмотри на солнце. Такое же, как обычно. Но до этого – пусть на долю секунду – оно стало ярче, чем всегда, тогда, когда мой тотем чуть не выпал пятеркой. Как в реальности. И солнце тоже – как в реальности. Мне кажется, это точка выхода.
-Точка выхода?
-Да. Стык реальности и сна. Момент, когда можно убить себя, и не оказаться в лимбе, а проснуться. Единственная возможность это сделать…
-Артур?
-Да? – он выглядит обеспокоенным. Он постоянно выглядит обеспокоенным в последнее время.
Милый Артур.
Мне-кажется-мы-никогда-не-выберемся-отсюда.
-Это может сработать. – говорю я, сжимая его ладонь озябшими пальцами. – В любом случае, у нас нет другого выхода, верно?
Он кивает, отводит взгляд в сторону. По цветастым обоям начинают ползти трещины. Я прижимаю коленки к груди и утыкаюсь в них лицом. Стены комнаты вокруг нас начинают осыпаться.
Артур прижимает меня к себе, закрывая от летящих в нас булыжников.
Тепло его рук такое же, как там, за гранью.
«Не знаю, может ли, но не хочет»
Так мне сказал Артур.
Тогда я не заметила разницы между этими «не может» и «не хочет». Это было просто «Кобб не строит». Я – строю. Несколько десятков архитекторов по всему миру – строят. А Кобб – нет.
Как должное.
Я не думала об этой его проблеме – ее перекрывали другие, гораздо более страшные и опасные. Слишком живая проекция мертвой женщины, дети, которые убегают раз за разом, не давая рассмотреть свои лица, грохот приближающегося поезда, тюрьма, клетка, которую воссоздал Кобб из своих воспоминаний.
Вот это меня волновало.
Вот от этого я пыталась его спасти.
Смешно.
А сейчас мне больше всего на свете хочется подойти к нему и тряхнуть хорошенько, и спросить, какого черта, Кобб, какого черта ты не строишь, ты ведь можешь, черт возьми, ты можешь, я больше не могу, но ты-то, Кобб, ты же можешь, я знаю, господи, господи, как ты смог без этого, как ты смог перестать, как ты можешь не, когда можешь – в любой момент, господи, Кобб, я бы не смогла, я не могу, просто не могу больше так.
Я же хочу – больше всего на свете хочу.
И я не говорю ничего, не спрашиваю, не кричу в отчаянии – но он знает.
И от этого мне – пусть немного – но легче.
Есть еще кое-что.
Поезда, пущенные по зеркальным рельсам, пробивают насквозь хлипкие стены.
Серый песок, иллюзорный, ненастоящий, сыпется сквозь пальцы, хрустит под босыми ногами.
Артур держит меня за плечи, держит меня, не дает разбиться, здесь – во сне – я слишком хрупкая, еще немного, и разобьюсь, как стеклянный бокал, вдребезги.
Тусклое солнце щурится откуда-то сверху, мои последние – непоследние – зеркала тянутся к небу.
Момент – точка выхода – три тотема разом, почувствовав реальность, стремятся к ней, пистолет в моей руке, руке Артура, руке Кобба, волчок дрожит, шахматная фигурка кренится набок, игральная кость, небрежно подброшенная вверх, крутится в бешенном, иррациональном ритме.
Мол, выскальзывая из зеркальной ловушки, бросается к Коббу, хватает его за руку, кричит что-то, не различить, но, наверное – останься, наверное – это реальность, Кобб, это – реальность. Артур смотрит – обеспокоенно, я крепче сжимаю пистолет в своей руке, подношу к виску.
Солнце вспыхивает.
Прости, Артур.
Звук выстрела – один, потом другой.
Артур растворяется в серой дымке – возвращается домой, мертвая смотрит на меня зло, пальцами пытается зажать рану в груди, оседает на пол.
Кобб роняет свой пистолет, зеркало под ним идет трещинами, он падает рядом со своей мертвой женой – теперь уже совсем мертвой – на колени.
Но есть еще кое-что.
Он хочет вернуться. Но не может уйти, не избавившись от нее.
Я не хочу возвращаться. Но я могу – могла – но своим единственным выстрелом избавила его от необходимости убивать ее снова.
И поэтому я должна была остаться.
И, чтоб вы знали, вечность в этом мире не длится вечно.
И солнце вспыхнет еще не раз, и мы – вернемся, когда будем готовы.
Он держится за меня, я держу его, и от этого мне легче.
Мы вернемся.
Мы-вернемся.
Мывернемся.
Таис Афинская, героизм? )
Замечательно))
автору
Ну, вы же говорили, что не любите Кобба. Но пишите про него. И пишите хорошо. Это героизм.
спасибо.
Вот это прям дададада!!
В том-то и дело, что я тоже ему не доверяю. Думала может у Вас источники получше, но раз фанон, то ничего против не имею))
Надеюсь вскоре опять увижу Ваши произведения
Katrusia, оо, если вы поняли эту фразу, то я очень рад хД