fuck it
Название: Ломанное подсознание.
Автор: Ду.
Рейтинг: PG за лексику.
Жанр: бытовуха , pov Артура.
Персонажи: Артур, Имс, Ариадна, Кобб.
Дисклеймер: моего ничего, кроме текста.
Размер: 832 знака.
Предупреждения: текст злой, да, я себе пальцы об клавиатуру сбила, пока писала. Текст не вычитан. Артур не слишком хороший, и, вероятно, ООСный.
Саммари: поговорим о скелетах.
читать
Здоровые люди никогда не полезут в сны. Психически здоровые, я имею в виду. Психически здоровые люди снов боятся, подсознания чужого, это же естественно, бояться всего неизученного и неизведанного. Это правильно – жить в одной плоскости, не замахиваясь на другие реальности. Это - нормально.
И только конченные психи, такие как мы, не просто идут в сны единожды, о, нет, мы делаем это делом своей жизни, прибыльной – да, но разрушительной для подсознания работой.
Мы роемся в чужих секретах, выворачиваем наизнанку их идеи, мысли, стремления, с головой зарываемся в чье-то дерьмо, чтобы найти то единственное, за что нам отвалят бабла, и ловим со всего этого нереальный кайф.
Потому что в наших мозгах уже давно что-то и основательно переклинило.
Они начинали с военных. Выращивали себе домашних берсерков, отобрали молодняк, кто посильнее и кого дома не ждут, и начали кроить из них гребанных монстров. Потому что одно дело – стрелять по мишени, а другое дело – по своему товарищу, и видеть, как разлетаются куски его мозгов во все стороны, а потом просыпаться, смотреть ему в глаза, и думать – а, чувак, я только что замочил тебя, но ты еще живой, так что все в порядке. А сначала смотреть, леденея от ужаса, как падает на землю изувеченный труп, и спрашивать себя – а вдруг реальность?
И вот когда они перестают уже о чем-то сожалеть, мочить друг друга, не задумываясь о последствиях, уже не только во снах, но и в реальности, вот тогда до властей доходит, что обратно уже никак не вернуть, и вот они, домашние монстры, только если их выпустить на волю, то будет буря возмущений со стороны общественности, пьяные драки, заканчивающиеся смертями невинных, в общем-то, людей, жестокость, от которой этот мир уже несколько веков как отвык.
И тогда проект закрывают. А тех несчастных, на которых они ставили опыты, отправляют по дурдомам, на шоковую терапию.
Но дрим-машины уже не спрятать.
Имс был одним из тех солдат, но вовремя почувствовал, что пахнет жареным, и свалил оттуда, прихватив одну такую машину. Еще нескольким удалось сбежать чуть позже.
А потом эту хрень взяли и скопировали. Небольшим тиражом. Потому что на подсознании можно было зарабатывать деньги.
И потому что это такая наркота, от которой так просто не отвяжешься.
И появились извлекатели, все, как один с какими-то внутренними проблемами, потому что нормальные люди в это не полезут. И начали извлекать.
А сильным мира сего стало страшно. Потому что кому хочется проснуться и понять, что твое сознание только что выпотрошили какие-то мудаки с дрим-машинами.
Но этот процесс был не из тех, что можно было взять и остановить парой кровавых смертей. Мы научились прятаться. Они стали учиться защищаться. Механизм был запущен.
Мы, может, и выглядим нормальными людьми, но если вы заглянете в наше подсознание, то ваши внутренности свернуться от леденящего ужаса, от того, что вы там увидите. Это все равно, что залезать в голову шизофреникам – только мы, вдобавок, еще и можем управлять всеми этими больными идеями.
Кобб никогда не скрывался. Он довел свою жену до самоубийства, а потом культировал ее смерть в себе, щедро приправив чувством вины, и выставил все это на всеобщее обозрение.
Он был этаким громоотводом. Все смотрели на Кобба, на его поезда, пущенные сквозь сны, на его мертвую жену-стерву, и не думали о том, что у нас, у других, все гораздо запущенней и тяжелее.
Имс получал удовольствие от убийства – последствия экспериментов, которые ставили на его сознании. Но это все херня, каждый второй извлекатель тащится от того, что во сне можно безнаказанно мочить людей. Но Имс вдобавок еще кайфовал от того, что он может украсть любую жизнь, притвориться, пусть и ненадолго, совершенно любым человеком. Он говорил мне, это как если бы он крал не просто вещи, а чужие души. Я видел в его подсознании комнату, где висели десятки, сотни чужих тел – все те образы, которые он на себя напяливал.
И делать он это мог только во сне.
Ариадна, милая, добрая Ариадна, с первых мгновений затянулась в эту безумную рулетку. У нее был комплекс непризнанного гения, она была лучшей, но она не могла оставаться лучшей в своем сознании без постоянного творчества. Она заснула – разбила пару зеркал, перевернула наизнанку город, ее разорвало на части подсознание Кобба – она проснулась, ушла, и слишком в этом завязла, чтобы не вернуться. Реальности ей уже было мало.
А я же торчу именно от осознания того, что мы во сне, и здесь можно делать, что угодно, не только мочить людей, но и создавать парадоксы, все эти чертовы парадоксы, от возможности замкнуть систему, что нельзя делать в реальности. А еще от того, что я делаю все, чтобы об этом – никто – не узнал. И у меня получается.
Помести нас всех в один и тот же лимб, и мы бы разорвали друг другу глотки, от невозможности делать все только по-своему.
Вот чего мы боимся.
Кобб по сравнению со всеми нами хренов божий одуванчик.
Но нас это вполне устраивает.
Потому что если бы не сны, мы бы торчали в психушке или наблюдались у психиатра, со всеми своими проблемами и заморочками.
Мы же все латентные маньяки, и обществу сильно повезло, что мы спрятались в чужих снах.
И, если честно, то у нас все охренительно.
И это один из моих любимейших парадоксов.
Автор: Ду.
Рейтинг: PG за лексику.
Жанр: бытовуха , pov Артура.
Персонажи: Артур, Имс, Ариадна, Кобб.
Дисклеймер: моего ничего, кроме текста.
Размер: 832 знака.
Предупреждения: текст злой, да, я себе пальцы об клавиатуру сбила, пока писала. Текст не вычитан. Артур не слишком хороший, и, вероятно, ООСный.
Саммари: поговорим о скелетах.
читать
Здоровые люди никогда не полезут в сны. Психически здоровые, я имею в виду. Психически здоровые люди снов боятся, подсознания чужого, это же естественно, бояться всего неизученного и неизведанного. Это правильно – жить в одной плоскости, не замахиваясь на другие реальности. Это - нормально.
И только конченные психи, такие как мы, не просто идут в сны единожды, о, нет, мы делаем это делом своей жизни, прибыльной – да, но разрушительной для подсознания работой.
Мы роемся в чужих секретах, выворачиваем наизнанку их идеи, мысли, стремления, с головой зарываемся в чье-то дерьмо, чтобы найти то единственное, за что нам отвалят бабла, и ловим со всего этого нереальный кайф.
Потому что в наших мозгах уже давно что-то и основательно переклинило.
Они начинали с военных. Выращивали себе домашних берсерков, отобрали молодняк, кто посильнее и кого дома не ждут, и начали кроить из них гребанных монстров. Потому что одно дело – стрелять по мишени, а другое дело – по своему товарищу, и видеть, как разлетаются куски его мозгов во все стороны, а потом просыпаться, смотреть ему в глаза, и думать – а, чувак, я только что замочил тебя, но ты еще живой, так что все в порядке. А сначала смотреть, леденея от ужаса, как падает на землю изувеченный труп, и спрашивать себя – а вдруг реальность?
И вот когда они перестают уже о чем-то сожалеть, мочить друг друга, не задумываясь о последствиях, уже не только во снах, но и в реальности, вот тогда до властей доходит, что обратно уже никак не вернуть, и вот они, домашние монстры, только если их выпустить на волю, то будет буря возмущений со стороны общественности, пьяные драки, заканчивающиеся смертями невинных, в общем-то, людей, жестокость, от которой этот мир уже несколько веков как отвык.
И тогда проект закрывают. А тех несчастных, на которых они ставили опыты, отправляют по дурдомам, на шоковую терапию.
Но дрим-машины уже не спрятать.
Имс был одним из тех солдат, но вовремя почувствовал, что пахнет жареным, и свалил оттуда, прихватив одну такую машину. Еще нескольким удалось сбежать чуть позже.
А потом эту хрень взяли и скопировали. Небольшим тиражом. Потому что на подсознании можно было зарабатывать деньги.
И потому что это такая наркота, от которой так просто не отвяжешься.
И появились извлекатели, все, как один с какими-то внутренними проблемами, потому что нормальные люди в это не полезут. И начали извлекать.
А сильным мира сего стало страшно. Потому что кому хочется проснуться и понять, что твое сознание только что выпотрошили какие-то мудаки с дрим-машинами.
Но этот процесс был не из тех, что можно было взять и остановить парой кровавых смертей. Мы научились прятаться. Они стали учиться защищаться. Механизм был запущен.
Мы, может, и выглядим нормальными людьми, но если вы заглянете в наше подсознание, то ваши внутренности свернуться от леденящего ужаса, от того, что вы там увидите. Это все равно, что залезать в голову шизофреникам – только мы, вдобавок, еще и можем управлять всеми этими больными идеями.
Кобб никогда не скрывался. Он довел свою жену до самоубийства, а потом культировал ее смерть в себе, щедро приправив чувством вины, и выставил все это на всеобщее обозрение.
Он был этаким громоотводом. Все смотрели на Кобба, на его поезда, пущенные сквозь сны, на его мертвую жену-стерву, и не думали о том, что у нас, у других, все гораздо запущенней и тяжелее.
Имс получал удовольствие от убийства – последствия экспериментов, которые ставили на его сознании. Но это все херня, каждый второй извлекатель тащится от того, что во сне можно безнаказанно мочить людей. Но Имс вдобавок еще кайфовал от того, что он может украсть любую жизнь, притвориться, пусть и ненадолго, совершенно любым человеком. Он говорил мне, это как если бы он крал не просто вещи, а чужие души. Я видел в его подсознании комнату, где висели десятки, сотни чужих тел – все те образы, которые он на себя напяливал.
И делать он это мог только во сне.
Ариадна, милая, добрая Ариадна, с первых мгновений затянулась в эту безумную рулетку. У нее был комплекс непризнанного гения, она была лучшей, но она не могла оставаться лучшей в своем сознании без постоянного творчества. Она заснула – разбила пару зеркал, перевернула наизнанку город, ее разорвало на части подсознание Кобба – она проснулась, ушла, и слишком в этом завязла, чтобы не вернуться. Реальности ей уже было мало.
А я же торчу именно от осознания того, что мы во сне, и здесь можно делать, что угодно, не только мочить людей, но и создавать парадоксы, все эти чертовы парадоксы, от возможности замкнуть систему, что нельзя делать в реальности. А еще от того, что я делаю все, чтобы об этом – никто – не узнал. И у меня получается.
Помести нас всех в один и тот же лимб, и мы бы разорвали друг другу глотки, от невозможности делать все только по-своему.
Вот чего мы боимся.
Кобб по сравнению со всеми нами хренов божий одуванчик.
Но нас это вполне устраивает.
Потому что если бы не сны, мы бы торчали в психушке или наблюдались у психиатра, со всеми своими проблемами и заморочками.
Мы же все латентные маньяки, и обществу сильно повезло, что мы спрятались в чужих снах.
И, если честно, то у нас все охренительно.
И это один из моих любимейших парадоксов.
